Дневник, 2005 год [январь-сентябрь] - Сергей Есин

Тома изданы роскошно — десять книг в специальной коробке для нашей библиотеки, сначала я их покажу Смирнову. А десять других томов, в коже, для Александра Ивановича Горшкова, потому что Ли Янлен или был его учеником, или был учеником его учеников. Здесь у меня попутно возникло одно соображение. Давно наблюдая китайцев, я всегда отмечал мощность их русистики, и не только в обучении языка, но и в широте их взглядов. Вот что значит своевременно заслать в страну три или четыре десятка тогда еще молодых, но талантливых русистов, вот откуда и харбинская, и шанхайская школа русистики — наши там были! И спасибо Александру Ивановичу за его учеников.

Визит этот вызвал, конечно, большой переполох — пришлось сразу вызывать с лекции Горшкова. На всякий случай перечислю эту китайскую делегацию, во-первых, это интересно и справедливо, а во-вторых, надо учиться не только правильно произносить, но и правильно писать китайские имена. Подстегивают к этому не только последние победные русско-китайские военные учения, но и вся наша жизнь. Это Ли Янлен (Ли Яньлин), профессор Цицикарского университета, кавалер ордена Дружбы России, в книге он изображен вместе с В.В. Путиным; Ван Чжи Юн, это уже почти наш, специалист по контактам с Китаем, хотя он природный китаец, но работает в минкульте РФ; Ди Цянвэй, составитель 3-го тома; Чжан Дин Ян, директор Всекитайского издательства "Китайская молодежь" в Пекине. Была еще дочка профессора-руководителя, тоже русистка.

И, наконец, главное, хотя далеко не последнее, что случилось в этот день, обозревая который поздно ночью, я удивлялся: откуда беру силы, ведь приходится действовать с полной отдачей энергии, а, в общем, и всей своей жизни.

Заехал за Галиной Сергеевной Костровой, и мы отвезли в издательство "Олма-пресс" три года — 2001, 2002, 2003 моих Дневников. Возможно, это будет новая книга. Возни мне с ней еще предстоит много — фотографии и проч. и проч. Но даже ребята из моего семинара канючат: "Сергей Николаевич, когда выйдут новые Дневники?" Я ведь не только хочу восстановить свою утраченную жизнь, но и сохранить жизнь окружающих меня людей. Итак, все было достаточно удачно. На обратном пути пообедали, и снова институт, бумаги, учебный план ВЛК. Встретил в издательстве Дину Кондахсазову, она заговорила о том, о чем я давно уже думал: о курсах редакторов и корректоров. И независимо от того, как сложится моя личная судьба, я эти курсы еще в этом году запущу. Меняется и издательская жизнь: то, что раньше было в новинку — рукопись редактирует сам автор, — сейчас никого не удивляет. Пусть будет авторская редактура, но вычитанная и выправленная рукопись обязательна (а моя книга "Власть слова" — это вообще скопище опечаток и ошибок).

К шести часам у Альберта Дмитриевича уже был испечен парадный пирог с капустой и грибами, Соня Луганская купила прекрасный букет цветов, небольшой, но изысканный, — и я, эскортируемый Максимом, отправился через Тверской бульвар во МХАТ, на день рождения Т.В. Дорониной. Горячий поднос я нес, держа на ладони, как заправский официант; Максим нес букет.

Ну что ж, мы теперь всегда ждем этого дня. Это наш традиционный праздник, мы заранее знаем, о чем будем говорить, знаем, что будем хвалить одну героиню, но это доставляет нам удивительное наслаждение — говорить то, что мы думаем, говорить правду, знать, что это соответствует действительности: великая женщина, великая актриса, великая умница. Для меня, любителя поесть, это еще и некое гастрономическое удовольствие. После всех этих, похожих один на другой, отвратительных и несъедобных фуршетов, здесь и холодец, и заливной судак, и жареные грибы, и моя любимая селедка с разварным картофелем; на горячее подали в этот раз замечательную далму в триумфальных виноградных листьях. Уйти по-английски, не прощаясь, не удалось, но в качестве прощального спича я произнес некое славословие столу и еде. Я говорил, первым или вторым, о театральной семье, о сокровенной необходимости каждому высказать свою любовь, я не очень даже помню, о чем еще. Юра Поляков говорил о театре как об очаге сопротивления, говорил о времени, когда боролись не только с советизмом, но и против совестизма… Интересно говорил Виктор Кожемякин, кажется он сказал, что наша любовь к прежнему МХАТу и первоначальная любовь к этому новому полуконструктивистскому зданию все-таки перешла в эти стены, к этой сцене, к лицедействующему на ней коллективу. Народу было не очень много, человек сорок, сидели, как всегда, в столовой. Все хорошо поели, немного выпили, а потом раздались сладкие, как мед, цыганские песни…

Сегодня же отправил письмо в Совет федерации, Миронову писать не стану.

Уважаемый Левон Харенович!

Привыкший знать дело конкретно и по существу, сообщаю Вам следующее: персональная квота Рудика Геворкяна никогда не существовала, я ее в глаза не видел. И вообще квота — это прерогатива Министерства, а никак не Литинститута. У Литинститута могут быть только свои соображения по поводу того или иного абитуриента, но никак не решения. Я полагаю, здесь Вас ввели в заблуждение.

Аспирантура — это не императив, это, в первую очередь, контакт между руководителем и аспирантом. Начинается всё с содержательного и подробного собеседования или реферата. У г-на Р. Геворкяна, как я знаю, нет базового гуманитарного образования, и никаких его теоретических работ в институте никто не видел.

Что касается г-жи Астхик Симонян, то мы доброжелательно ее встретили, но, несмотря ни на какие квоты, существует правило, по которому любой поступающий в творческий вуз должен проходить творческую аттестацию, т. е. должны быть выявлены его способности для обучения в институте. "Творческое собеседование" г-жа Симонян не прошла. Есть две письменные рецензии на её пьесу. В том числе и поэтому я не могу принять Ваше утверждение, что "формальные ссылки на несдачу творческого конкурса не представляются обоснованными". Закон, как Вы понимаете, не надо обосновывать — он закон. Для творческого вуза это, повторяю, и закон, и больше чем обоснование. Меня также удивило, что госпожа Астхик Симонян при сдаче документов заявила, что имеет только среднее образование. В дальнейшем через переписку выяснилось, что она уже окончила Ереванский институт театра и кино. Тогда, опуская подоплеку всего этого дела, хотелось бы задать два вопроса: чему учить человека, который всему, что связано с искусством, уже выучен. И второй: разве талантливая молодежь в Армении ограничивается 32-летней г-жой Симонян? Разве нет молодых, начинающих девушек и ребят 18-19-20 лет, которые хотели бы сделать карьеру на почве культуры? Как не обоснование, а дополнительный нюанс: в этом году набранный нами курс — это люди 18–19 лет.